1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга - Страница 102

102

— Не беспокоит, — ответил Тэнго. — Отец всегда был странноват.

Успокоившись, адвокат улыбнулся и легонько кивнул. Потом вручил Тэнго выписку из родословной.

— Учитывая болезнь вашего отца, я осмелился проверить записи в его домовой книге, чтобы избежать юридических ошибок. Согласно этим данным, вы, господин Тэнго, — единственный сын господина Каваны. Ваша мать скончалась через полтора года после вашего рождения. Отец повторно не женился и вырастил вас в одиночку. Его родителей, братьев и сестер уже нет в живых. Вне всякого сомнения, вы — его единственный законный наследник.

Адвокат поднялся из-за стола, выразил соболезнование и ушел. А Тэнго еще долго сидел, упираясь взглядом в пакет на столе. Его отец — настоящий, а мать действительно умерла. Так сказал адвокат. И наверняка так оно и есть. По крайней мере, юридически. Но чем бесспорнее становился этот факт, тем большим туманом окутывалась истина. С чего бы?

Вернувшись в палату отца, Тэнго сел за стол и попробовал вскрыть заклеенный скотчем конверт. Может, хотя бы в нем — разгадка тайны? Но распечатать конверт оказалось непросто. Ни ножниц, ни резака, ни чего-либо острого в палате не было, и липкие ленты пришлось раздирать одну за другой ногтями. А уже вскрыв конверт, он обнаружил внутри еще несколько конвертов поменьше, заклеенных так же крепко. Отец и здесь остался верен себе.

В одном из пакетов оказались деньги — полмиллиона наличными . Ровно пятьдесят новеньких банкнот по десять тысяч, в несколько слоев обернутые тонкой бумагой. «На черный день», — гласила приложенная записка. Несомненно, почерк отца. Убористые иероглифы выписаны старательно, черта за чертой. Видимо это следует понимать как «используй в случае непредвиденных расходов». Очевидно, отец полагал, что его «законный наследник» своей заначки скопить никогда не сподобится.

Второй, самый толстый конверт был набит газетными вырезками и похвальными грамотами. Все, что касалось Тэнго. Грамоты за победы на математических олимпиадах в начальной школе, заметки из городских и региональных газет. Фотографии Тэнго с полученными кубками и медалями. Его школьный аттестат, похожий на произведение искусства: «отлично» по всем предметам без исключения. И прочие доказательства его талантов. На одном снимке — шестиклассник Тэнго в кимоно дзюдоиста улыбается, держа над головой вымпел «Второе место в полуфинале». Все увиденное потрясло Тэнго. Выйдя на пенсию, отец съехал из квартиры, которую предоставляла ему «Эн-эйч-кей», и снимал жилье в Итикаве, а последние месяцы жизни провел в санатории Тикуры. Из-за нескольких переездов у него почти не осталось личных вещей, а отношения с сыном совсем охладели. И тем не менее отец не расставался с наследием тех звездных лет, когда Тэнго слыл вундеркиндом, и хранил все эти бумаги как величайшую драгоценность.

Третий конверт содержал кипу разных свидетельств успешной карьеры отца в корпорации «Эн-эйч-кей». Упоминания о годовых премиальных за безупречный труд. Несколько простеньких грамот. Фотография — отец с коллегами на какой-то экскурсии. Старое удостоверение личности. Справки о денежных отчислениях — пенсионных и страховочных на случай болезни. Неизвестно зачем выданные подтверждения начисленной зарплаты, сразу несколько штук. Документы о выплате пенсии… Сама пенсия при этом была поразительно скудной, если учесть, что отец гнул спину на корпорацию «Эн-эйч-кей» больше тридцати лет. В сравнении со звездной славой школьника Тэнго, одобрение, которое получал за свой труд отец, было мизерным. Для общества, в котором он жил, ценность его жизни и правда сводилась к нулю. Но только не для Тэнго. На его судьбу жизнь отца отбрасывала тяжелую, мистическую тень. Как и отцовы деньги на банковском счете.

Ничто в этом конверте не говорило о жизни отца до поступления в «Эн-эйч-кей». Можно подумать, его жизнь как таковая и началась, лишь когда он стал сборщиком взносов большой корпорации.

В последнем конверте — маленьком, тонком — обнаружилась черно-белая фотография. Одна-единственная, больше ничего. Снимок очень старый и такой блеклый, словно его размыло водой. Супружеская пара с ребенком. Отец, мать и маленький сын. Ребенку, судя по размерам, не больше года. Мать в кимоно бережно держит его на руках. За ними — ворота синтоистского храма. По одежде ясно — на дворе зима. А храм они посещают, скорее всего, сразу после Нового года. Мать щурится, как от яркого солнца, и улыбается. У отца — в темном пальто с чужого плеча — меж бровей пролегло две глубоких морщины, словно он хочет сказать: «Что-то не верю я в то, как мы выглядим». А младенец в объятиях матери, похоже, совсем растерялся перед холодом и необъятностью этого мира.

Папаша — явно отец Тэнго. Лицо совсем молодое, но уже по-стариковски истощено, глаза провалились в череп. Лицо бедняка крестьянина, очень упрямого и подозрительного, из деревушки, замерзающей в горах. Коротко стриженный, чуть сутулый. Вылитый отец, каким он и был всю жизнь. Значит, младенец — сам Тэнго, а эта женщина — его мать? Ростом чуть выше отца, очень стройная. Отцу здесь явно за тридцать, матери — лет двадцать пять.

Снимок этот Тэнго, разумеется, видел впервые. Никогда в жизни ему еще не доводилось разглядывать семейные фотографии. Себя в детстве он также видел впервые. Отец говорил, что жили они бедно и не могли купить фотоаппарата, а специально сняться всей семьей не выпало шанса. Так оно и было, считал Тэнго. Но оказалось, что это неправда. Вот оно, их семейное фото. Пускай одевались они не сказать чтоб роскошно, на людях показаться было не стыдно. И, насколько можно судить, фотоаппарат позволить себе могли. Снимок сделан вскоре после рождения Тэнго, то есть году в 54—55-м. Он перевернул карточку, но ни даты, ни места съемки там указано не было.

102