Комацу помолчал. Тэнго по-прежнему не говорил ни слова.
— Разговаривал со мной только Лысый. Долговязый ни словечка не произнес, только стоял у двери как истукан. Я даже не знаю, слушал он наш разговор или думал о чем-то своем. Лысый беседовал со мной сидя на раскладном стульчике, который принес с собой. Больше стульев не было, я сидел на кровати. На физиономии Лысого — ноль эмоций. Шевелил он только губами, все остальные мышцы лица не двигались вообще. Прямо не человек, а кукла чревовещателя.
— Вы хотя бы примерно догадываетесь, кто мы, а также куда и зачем вас привезли? — спросил Лысый.
— Понятия не имею, — ответил Комацу.
Несколько секунд Лысый смотрел на него пустыми глазами.
— А если бы вам сказали «угадай!» — что предположили бы в первую очередь?
Говорил Лысый вежливо, но голос его был твердым и ледяным, как металлическая указка, которую долго продержали в холодильнике.
— Если бы пришлось гадать, я предположил бы, что дело касается «Воздушного Кокона», — честно ответил Комацу. — Ничего другого мне бы в голову не пришло. А тогда бы получалось, что вы — представители религиозной организации «Авангард», и, скорее всего, мы находимся на территории вашей секты. Хотя, конечно, это всего лишь предположение.
Ни подтверждать, ни отрицать этих догадок Лысый не стал. Просто молча смотрел на Комацу. Молчал и тот.
— Ну что ж, тогда построим разговор, исходя из вашего предположения, — наконец сказал Лысый спокойно. — Вся дальнейшая беседа будет протекать в русле вашей гипотезы. Просто допустим, что это так. Вы согласны?
— Согласен, — ответил Комацу. Его похитители общались намеками и недомолвками. Хороший знак. Значит, отпустят живым. Иначе зачем разводить тягомотину?
— Как редактор издательства вы отвечали за выход книги Эрико Фукады «Воздушный Кокон», верно?
— Да, — ответил Комацу. Скрывать тут нечего, это общеизвестный факт.
— Насколько мы понимаем, с присуждением этому роману премии было не все чисто. Прежде чем рукопись попала на рассмотрение жюри, вы лично поручили третьему лицу основательно этот текст переделать. Тайком переписанное произведение получило престижную премию «Дебют», вышло в свет и стало бестселлером. Мы нигде не ошибаемся?
— Это как посмотреть, — ответил Комацу. — В принципе, доработка произведения с учетом пожеланий редактора — обычная издательская практика, так что…
Лысый поднял руку, прерывая Комацу на полуслове:
— Действительно, если произведение дописывает сам автор с учетом советов редактора, странным это не назовешь. Но когда его переписывает третье лицо для того, чтобы автор получил премию, — это как минимум подтасовка. Не говоря уже о том, что для распиливания доходов с продаж зарегистрирована фиктивная компания. Не знаю, что об этом говорит Закон, но общественная мораль такие манипуляции осуждает весьма сурово. И никаких оправданий не принимает. Журналисты поднимут такую шумиху, что от репутации издательства не останется камня на камне. Уж кому как не вам, господин Комацу, все это понимать. Подробности вашей аферы нам известны, и предать ее огласке, подкрепив доказательствами, будет совсем не сложно. Так что изворачиваться и жонглировать словами не стоит. На нас это все равно не подействует. Только время — и ваше, и наше — будет потрачено зря.
Комацу кивнул.
— Если правда всплывет, — продолжал Лысый, — вам, конечно, придется не только уволиться, но и навеки оставить издательский мир. Нормальной работы там для вас не останется. По крайней мере, официально.
— Пожалуй, — признал Комацу.
— Тем не менее пока эту правду знают очень немногие. Вы сами, Эрико Фукада, господин Эбисуно и Тэнго Кавана, который выправил рукопись. А также еще несколько человек.
— Если мыслить в русле моей гипотезы, — проговорил Комацу, осторожно подбирая слова, — эти несколько человек — из «Авангарда», не так ли?
Лысый едва заметно кивнул:
— В русле вашей гипотезы — да… Что бы там ни было на самом деле.
Он подождал, пока его слова уложатся у Комацу в голове. И продолжил:
— И если ваша гипотеза верна, уж они-то могут поступить с вами как угодно. Скажем, продержать вас как почетного гостя в этой комнате до скончания века. Это несложно. А не захотят тратить время — придумают что-нибудь еще. Вариантов много. В том числе — и таких, которые никому, увы, приятными не покажутся… У них достаточно сил и средств, чтобы в выборе не стесняться. Надеюсь, вы меня понимаете?
— Кажется, понимаю, — ответил Комацу.
— Вот и прекрасно, — сказал Лысый.
Он молча поднял палец, и Долговязый вышел. А вскоре вернулся с телефонным аппаратом в руках. Затем подключил шнур к розетке в полу, снял трубку и протянул Комацу.
— Звоните в издательство, — велел Лысый. — Скажите, что простудились, слегли с температурой и в ближайшие несколько дней на работу выйти не сможете. Сообщите им только это и сразу кладите трубку.
Комацу позвонил сослуживцу передал что велено и, не отвечая на вопросы, положил трубку. Лысый тут же кивнул, Долговязый вытащил шнур из розетки, унес телефон из комнаты, вернулся. Все это время Лысый сидел и молча разглядывал свои ладони. Затем взглянул на Комацу — и голосом, в котором даже послышалась нотка приветливости, изрек:
— На сегодня все. Продолжим как-нибудь в другой раз. А пока хорошенько подумайте, о чем мы сегодня поговорили.
Затем они оба ушли. А Комацу просидел в тесноте и безмолвии этой камеры еще десять нескончаемых суток. Трижды в день парень в медицинской маске приносил невкусную еду. На четвертый день Комацу получил нечто вроде пижамы — хлопчатые рубаху и штаны, — но душа принять ему так и не предложили. Только и оставалось, что споласкивать лицо над крохотным рукомойником в уборной. И все больше утрачивать чувство времени.