1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга - Страница 62

Когда слезы иссякают, она продолжает нести свою одинокую вахту. Нет-нет, напоминает она себе. Я больше не одинока. У меня теперь есть Моя Кровиночка. Нас теперь двое. Мы смотрим на две луны и ждем появления Тэнго.

Иногда она подносит к глазам бинокль и фокусирует его на безлюдной горке. Иногда взвешивает на ладони пистолет. Защищать себя, ждать Тэнго и вскармливать Кровиночку, мысленно повторяет она. Таковы сегодня мои обязанности.

Однажды, следя под холодным ветром за детской площадкой, Аомамэ понимает, что верит в Бога. Это открытие приходит внезапно. Будто ноги, увязшие в топком болоте, вдруг находят твердую почву. Ощущение необъяснимое. Такого она от себя уж точно не ожидала. Бога она ненавидела — всю жизнь, сколько вообще себя помнит. А если точнее — отвергала людей и систему, игравших роль посредников между Богом и ею. Долгое время эти люди и их система были для нее синонимом слова «Бог». А ненависть к ним и казалась ей ненавистью к Богу.

Они окружали ее с рождения. От имени Бога повелевали ею, командовали и загоняли ее в тупик. От Его имени отнимали у нее время и свободу, заковав ее душу в тяжелейшие кандалы. Проповедовали Его доброту, но куда чаще рассуждали о Его гневе и нетерпимости. В одиннадцать лет, набравшись храбрости, Аомамэ наконец смогла убежать от них. Но для этого ей пришлось пожертвовать очень многим.

Не будь в этом мире Бога, — часто размышляла она, — моя жизнь наверняка была бы гораздо проще, светлей и богаче. Я росла бы обычным ребенком, без обиды и страха, детство теперь вспоминалось бы добрым и прекрасным, а сегодняшняя моя жизнь была бы куда спокойней и полноценнее.

И все же придется признать: касаясь ладонью живота и глядя сквозь балконную решетку на пустующий парк, глубоко в душе она чувствует, что все-таки верит в Бога. Как подсознательно верила в него всякий раз, когда машинально повторяла слова молитвы, сложив ладони. Вера пронизывает ее до самых костей. Ни логика, ни эмоции над этой верой не властны, и никакой ненавистью или обидой ее из души не изгнать.

Только это — не их Бог, а мой, — понимает она. — Я приняла его в себя ценой своей жизни, когда осталась с истерзанным телом, ободранной кожей и вырванными ногтями, без грез, надежд и воспоминаний. Мой Бог не имеет облика. Не носит белых одежд и длинной бороды. У Него нет ни правил, ни догм, ни святых писаний. Он не награждает и не наказывает. Ничего не дарует и не отбирает. Не обещает Царства Небесного и не пугает преисподней. Жарко вокруг или холодно — он просто есть.

Иногда Аомамэ вспоминает слова, сказанные Лидером перед смертью. Этот густой баритон она не забудет уже никогда. Как и тоненькую иглу, вонзившуюся в основание его черепа.

— Без света не может быть тени, а без тени — света. Добром или злом являются LittlePeople — не знаю. Подобные вещи — за гранью нашего понимания. LittlePeople живут в контакте с людьми уже очень давно. С тех далеких времен, когда добро и зло еще не разделялись в наших сердцах и сознание наше пребывало во мраке.

Противостоят ли друг другу LittlePeople и Бог? Или все это — части единого целого? Аомамэ не знает. Но понимает, что должна защитить Кровиночку, а для этого нужно поверить в Бога. Точнее — признать, что она в него верит.

Она размышляет о Боге. Он не имеет формы, и в то же время может принимать любое обличье. Перед ее мысленным взором вновь проплывает супермодный «Мерседес»-купе. Последней модели, новехонький — только что от дилера. Из него выходит элегантная женщина средних лет. Прямо посреди хайвэя снимает с себя чудесное весеннее пальто, укрывает им голую Аомамэ от холодного ветра и бесстыжих взглядов зевак на дороге. И без единого слова возвращается к своему серебристому «мерсу». Она знает. Прекрасно знает, что Аомамэ беременна и что ее необходимо защитить любой ценой.

Аомамэ видит новый сон. В этом сне она сидит под арестом. В маленькой кубической комнате с белыми стенами. Без окон, с единственной дверью. В комнате стоит кровать, и Аомамэ навзничь лежит на ней. Лампа, свисающая с потолка, освещает ее огромный, раздутый живот. Все тело кажется ей чужим. Но это не так. Это тело принадлежит ей, а не кому-то другому. Ей вот-вот предстоит рожать.

Комнату охраняют Хвостатый и Бонза. Эти двое твердо решили не повторять допущенной ошибки. Они должны отвоевать утраченное доверие. Им поручено не выпускать Аомамэ из комнаты и не пускать никого внутрь. Они ждут, когда родится Кровиночка. И, похоже, собираются отнять ее, как только та появится на свет.

Аомамэ пытается закричать. Отчаянно зовет на помощь. Но комната построена из какого-то особого материала. Стены, пол и потолок поглощают любые звуки. Крик не долетает даже до ее собственных ушей. Аомамэ хочет, чтобы та женщина из серебристого «Мерседеса» пришла и спасла ее вместе с Кровиночкой. Но Белая Комната проглатывает и крики.

А Кровиночка, набираясь сил через пуповину, с каждой секундой растет. Пытаясь вырваться из теплого мрака, бьется ножками о стенки живота. Требует свободы и света.

Хвостатый сидит у двери, положив руки на колени, и сверлит глазами пространство. Так, будто в воздухе перед ним висит небольшое твердое облачко. Бонза стоит рядом с кроватью. Оба, как и прежде, одеты в черные костюмы. То и дело Бонза поднимает руку и глядит на часы. Словно ждет прибытия важного поезда на вокзале.

Аомамэ не может пошевелить ни руками, ни ногами, хотя никто ее не связывал. Кончики пальцев онемели. Она чувствует: близятся роды — неумолимые, как поезд, прибывающий точно по расписанию. Ей уже слышно, как подрагивают рельсы.