Если б не Усикава, его семья в Ураве имела бы отменную репутацию. Его родственники были одаренными, образованными и симпатичными на зависть всему городу. Но стоило им выйти на люди в компании с Усикавой, окружающие тут же хмурились и качали головой.
Считая, видимо, что рождение подобного трикстера — результат небесного розыгрыша: кто-то из пантеона богов подставил ножку богине красоты. Опасаясь именно такой дурной славы, родители Усикавы старались никому его не показывать. А если спрятать мальчика от чужих глаз не удавалось, делали все, чтобы он хотя бы не мозолил глаза (и это у них, конечно же, получалось плохо).
Впрочем, сам Усикава своим положением не тяготился, не страдал и не унывал. Появляться на публике он не жаждал, ибо с раннего детства осознал преимущества принципа «чем незаметнее — тем комфортней». Братья с сестрой относились к нему как к пустому месту, но ему на них было плевать. Их он тоже не любил. Да, все они слыли красавцами, отличниками и спортсменами, с кучей друзей. Но жизнь вели, на взгляд Усикавы, примитивную и убогую. Мысли плоские, кругозор узкий, фантазия скуднее некуда. Единственная забота — что о них скажут в свете. Но больше всего убивало то, что эти люди никогда ни в чем не сомневались. Поэтому на развитие интеллекта у них надеяться не приходилось.
Отец Усикавы, несмотря на репутацию прекрасного терапевта, был человеком унылым и скучным. Как у того мифического царя, вокруг которого все превращалось в золото, любые мысли отца, произнесенные вслух, становились пошлыми и бессмысленными. За его молчаливостью (скорее всего — неумышленной) успешно скрывались занудство и даже глупость. Мать же, напротив, была на редкость болтливым воплощением бытового мещанства. Скупая, капризная, самовлюбленная, она постоянно требовала к себе внимания и по любому поводу визгливо отчитывала окружающих. Старший брат характером вышел в отца, младший — в мать. Сестра была девицей независимой, но безалаберной и думала только о собственной выгоде. Родители обожали ее как «младшенькую» и во всем ей потакали, чем окончательно ее испортили.
Поэтому почти все свое детство Усикава провел в одиночестве. Возвращался из школы, запирался у себя в комнате и с головой погружался в чтение. Кроме любимого пса, ни с кем не дружил, так что ни поделиться новыми знаниями, ни поспорить было не с кем. Однако в умении логически мыслить и убеждать собеседника ему не было равных, и он сам это знал. Подобные навыки Усикава постоянно оттачивал в спорах с самим собой. Например, брал какое-нибудь утверждение и рассматривал с двух позиций: с одной стороны, красноречиво поддерживал, с другой — столь же пылко критиковал. Причем в обоих случаях звучал одинаково убедительно. В результате он научился сомневаться во всем — в том числе и в себе. Он также усвоил, что истина в ее бытовом понимании, как правило, относительна. Что субъективность и объективность — не такие уж полярные вещи, как привыкло считать большинство; а поскольку граница между ними не определена, ее совсем не трудно сместить, куда тебе хочется.
Оттачивая логику и риторику, он закидывал в память любые знания — как полезные, так и ненужные, как бесспорные, так и сомнительные. При этом интересовали его не знания как таковые, но — конкретные данные, с помощью которых можно проверить вес и значимость каких-либо утверждений.
Его череп, приплюснутый, как у Фукускэ, превратился в неказистое с виду, но крайне удобное хранилище информации. С детства Усикава был эрудированней любого из сверстников и при желании мог бы запросто переспорить не только собственных братьев или одноклассников, но даже учителей и родителей. Однако предпочитал никак не выказывать своих способностей, дабы не привлекать к себе внимания. Его знания и навыки были прежде всего инструментом, орудием, а не поводом для бахвальства.
Себя Усикава представлял кем-то вроде хищника, который прячется в ночном лесу, поджидая добычу. Терпеливый охотник, он готов броситься на свою жертву в самый подходящий момент. До этого мига никто вокруг не должен ничего подозревать. Главное — затаиться и усыпить бдительность противника. Подобный ход мысли он выработал в себе с первых классов школы. Никогда ни перед кем не заискивал, а чувства и эмоции всегда держал при себе.
Иногда он задавался вопросом: что было бы с ним, родись он хоть немного нормальнее внешне? Не красавцем — в том, чтобы им любовались, он смысла не видел, — а самым заурядным парнем. Просто чтобы на улице не оглядывались прохожие. Как бы тогда сложилась вся его жизнь? Но на то, чтобы это представить, его фантазии не хватало. В Усикаве было слишком много от Усикавы, чтобы оставалось место для кого-либо еще. Даже в душе он так и оставался нескладным, коротконогим подростком с большой приплюснутой головой и выпученными глазами, вечно сомневающимся и жадным до знаний, молчаливым и красноречивым одновременно.
Со временем гадкий подросток стал гадким юношей, а потом и гадким мужчиной. Но сколько бы лет ему ни исполнилось, прохожие все так же оглядывались на него, а дети таращились во все глаза. Скорей бы состариться, думал он иногда. Все старики некрасивы, их уродства не бросаются в глаза так уж сильно. Впрочем, пока не состаришься на самом деле, трудно что-либо прогнозировать. А вдруг ему суждено стать самым уродливым стариком на земле?
Как бы там ни было, удачно слиться с пейзажем у него не получится. К тому же Тэнго знает, как он выглядит. А если тот заметит, что Усикава ошивается вокруг его дома, все усилия последнего месяца пойдут прахом.