Куда проще иметь дело с тем же Тэнго. На фотографиях он стоял у подъезда, повернувшись в сторону Усикавы. И, как и Фукаэри, внимательно оглядывался по сторонам. Но во взгляде Тэнго не было ничего примечательного. Этот наивный, бесхитростный взгляд не способен заметить ни спрятанной за шторами камеры, ни Усикавы с пультом в руке.
Затем Усикава сосредоточился на снимках загадочной незнакомки. Фотографий с нею получилось три. Бейсбольная кепка, очки в черной оправе, серый шарф до самого носа. Черты лица неразборчивы. На всех кадpax освещение ни к черту, плюс козырек кепки отбрасывает тень на лицо. Тем не менее эта женщина по всем параметрам совпадала с тем образом Аомамэ, который Усикава уже для себя составил. Зажав в руке все три фото веером наподобие игральных карт, он долго разглядывал каждую по очереди. И чем дольше смотрел, тем больше убеждался: эта женщина — не кто иная, как Аомамэ.
Он подозвал официантку и спросил, что у них сегодня на десерт. Персиковый пирог, ответила та. Усикава заказал пирог и чашку кофе.
«Если это не Аомамэ, — размышлял он в ожидании пирога, — шанса найти женщину с такой фамилией мне не видать, как своих ушей».
Пирог испекли куда лучше, чем он ожидал. Сочная фруктовая мякоть под румяной хрустящей корочкой. Сам персик, конечно, из банки, но для десерта в семейном ресторанчике недурно. Усикава съел пирог до последней крошки, допил кофе и, весьма удовлетворенный, вышел на улицу. Накупив в супермаркете продуктов на три дня вперед, он вернулся в квартиру и снова уселся за камеру.
Наблюдая за крыльцом через щель между шторами, он опирался спиной о стену и, согретый лучами солнца, несколько раз проваливался в зыбкую дрему. Но это его не тревожило. Ничего важного он все равно не пропустит. Тэнго уехал из Токио на похороны отца, а Фукаэри уже вряд ли сюда вернется. Знает ведь, что Усикава следит за происходящим. Да и Загадочная Незнакомка едва ли появится здесь при свете дня. Слишком уж осторожна. И на охоту выходит, лишь когда стемнеет.
Но солнце зашло, а незнакомка не появлялась. Те же люди, что и всегда, выходили из дома — к обеду за покупками, к вечеру на прогулку, а ушедшие с утра на работу неизменно возвращались куда более усталыми, чем уходили. Все их передвижения Усикава отслеживал только взглядом и затвор не нажимал. Фотографировать их больше не было смысла. Сейчас его интерес сводился лишь к трем действующим лицам. Все остальные — просто безымянные прохожие. От нечего делать он наделял их первыми приходящими в голову именами:
— Председатель Мао! — (Прическа точь-в-точь как у Мао Цзэдуна.) — Хорошо ли сегодня работалось?
— Господин Длинноухий! Отличный день для прогулки, не правда ли?
— Госпожа Проетая Челюсть? Что у нас нынче на ужин?
Он следил за подъездом до одиннадцати вечера. А потом широко зевнул — и решил на сегодня с работой покончить. Выпил бутылку зеленого чая, сжевал несколько крекеров, выкурил сигарету. Когда чистил зубы в ванной, распахнул перед зеркалом рот, вывалил язык и долго его разглядывал — чего не делал уже очень давно. К его удивлению, язык покрылся чем-то зеленоватым, похожим на мох. Усикава исследовал язык на свету. Вот же гадость. Облепила весь язык и отпадать, похоже, не собирается. Если так пойдет дальше, подумал он, я скоро весь покроюсь мхом. Начиная с языка и по всему телу. Как черепаха, прозябающая в своем болоте. От одной мысли об этом у него засосало под ложечкой.
Испустив то ли вздох, то ли стон, Усикава прекратил думать о языке, выключил свет и вышел из ванной. В темноте неторопливо разделся, забрался в спальник. Застегнул «молнию» до самого горла — и свернулся внутри калачиком, как личинка неведомого насекомого.
Проснулся он в темноте. Повернул голову, чтобы проверить время, но будильника на месте не оказалось. На мгновение Усикава растерялся. Перед сном он всегда проверял, где стоит будильник, чтобы в темноте сразу понять, который час. Многолетняя привычка. Куда же этот будильник теперь подевался? Слабый лунный свет, пробивавшийся в щель между шторами, освещал лишь один угол комнаты; остальное пространство утопало в кромешной мгле.
И тут он заметил, что его сердце колотится, как бешеное. Разгоняет по телу адреналин в отчаянном стремлении выжить. Его ноздри раздуты, дыхание бурное. Словно он проснулся посреди кошмарного, липкого сна и не может отдышаться от ужаса.
Только это не сон. Нечто странное происходило на самом деле. Усикава почувствовал: кто-то стоит над его головой — темнее, чем ночь. И смотрит ему в лицо. На миг Усикава окаменел. Но уже в следующую секунду пришел в себя — и бросился расстегивать «молнию» спальника изнутри.
Не дав ему опомниться, непонятно кто схватил Усикаву за шею. Так быстро и неожиданно, что он и вскрикнуть не успел. Хваткой сильного и тренированного противника. Чьи-то железные ручищи сжимали Усикаву безжалостно, как тиски. Человек не говорил ни слова. Даже дыхания не слышно. Замурованный в спальник Усикава извивался и сопротивлялся как мог. Раздирал руками нейлоновую изнанку, отбивался ногами. Пытался кричать. Бесполезно. Противник будто прирос к татами, замер в несворотимой позе и с каждой секундой стискивал Усикаву все сильней. Очень эффективно — ни одного движения зря. Раздавленный в смертельных объятиях, Усикава едва дышал.
Как же он забрался в квартиру? — мелькало в угасающем сознании. — Ведь дверь была заперта на щеколду. И цепочка наброшена. И окно снаружи не откроешь, как ни старайся. Если бы взламывали замок, я бы проснулся, это уж точно.